История эта произошла со мной достаточно давно, был я тогда совсем еще молод и зелен, однако точной даты я сейчас не припомню, поскольку к возмужалому возрасту стал слабоват на память, да и не только на нее. Ездил я в те славные беззаботные годы с родителями почти каждым летом на Нижнюю Волгу: ловить рыбу, загорать, купаться, ничегонеделать – одним словом, отдыхать. Было там одно неплохое местечко, ежегодно посещаемое как нашей семьей, так и некоторыми, легкими на подъем и продвинутыми в этом плане родственниками и знакомыми. Я там, в основном, занимался рыбалкой, так как ехать за 1250 км, чтобы просто купаться и загорать, право, не имело большого смысла. Стоит отметить также, что рыбалка для меня там была чисто спортивная, на спиннинг. Ну потому что в те далекие золотые годы рыба в Волге еще как-то была, и без особого труда удавалось налавливать ее на тотальное ежедневное обжорство и про запас на зиму.
          Туда мы ехали обычно полтора дня неторопясь. Ну, еще потому, что приезжать на место лучше было пораньше, чтобы было время спокойно и без суеты выбрать место на берегу получше, поставить палатки, искупаться с дороги, перекусить и выпить, в конце концов! Обычно, сокучившись за долгий московский год по хорошей рыбалке я спешно распаковывал прицеп, ставил палатку, кухню, собирал лодку, опробывал мотор и в тот же вечер уезжал ловить на блесну жереха. Старожилы здешних мест, то есть люди, приезжающие сюда порыбачить каждый год в течение вот уже 10-15-20 лет, еще помнят те времена, когда была не нужна не только металлическая лодка с хорошим мотором, но и просто вульгарная резинка с веслами, похожими на ракетки от настольного тенниса. Рыба, неплохая крупная рыба, ловилась просто с берега. Вылез из палатки, взял прислоненный к стволу ближайшего деревца спиннинг, прошел десять метров до кромки воды, да и лови себе. А за спиной уже стоят зрители-родственники и прочие знакомые, со сковородками и разделочными ножами в руках, и болеют за тебя, смотрят на это увлекательное, но не слишком простое для непосвященного занятие, как блеснение на тяжелую донную блесну, оснащеную дополнительным поводком с обманкой. Это было достаточно давно. Я тех времен еще не застал. Народ богател, обзаводился машинами, сосед рассказывал соседу о заповедном и непуганном месте, тот рассказывал родственнику, родственник, побывав там, хвалился сослуживцу, продтверждая правоту своих рассказов здоровенным сушеным судачиным хвостом - закуской к кружке «Жигулевского». Палаточный городок на берегу рос, разрастаясь выше и ниже по течению, рыбаков становилось все больше и больше, а рыбы становилось все меньше и меньше. Самые догадливые начали покупать неуклюжие резиновые лодки и плавали на них на ближайшую косу, где еще частенько на зорьке резвился судак, а самые дальновидные из догадливых вкладывали накопленные за зиму деньги в небольшие, могущие быть перевезенными на прицепе легковушки, металлические моторки. Они-то и становились рыбацкими героями, возвращаясь каждый вечер с мешками отборных сомов, жерехов, лещей, щук и судаков. Разумеется, все они уже тщательно скрывались друг от друга, храня в секрете заповедные рыбные места, которых становилось все меньше, а плыть до которых приходилось все дольше.
          Пардон, я несколько отвлекся от основной темы. Ну люблю я это дело: настоящую спортивную и действительно активную рыбалку, а не это бессмысленное подмосковное сидение и глядение на замерший на остекленевшей утренней воде поплавок. Это просто скучно. Другое дело здесь, когда ты находишься в ежедневном поиске мест жерехового боя, так называемые «котлы», над которыми кружаться чайки, подбирая полуоглушенных жереховыми хвостами мальков. Нижняя Волга – река большая, и с быстрыми протоками, и тихими заводями, и со старицами, где ловили раков и окуней, и с быстрым течением у крутых берегов, где под корягами жили сомы и сазаны. Вообщем, раздолье для рыбака любого уровня и с любыми предпочтениями. Ловили на Волге всевозможную рыбу, кроме одной: белой. Это было табу. Настоящую, ценную рыбу: белугу, осетров, стерлядь можно было ловить только местным браконьерам. Ну, то есть им ее ловить было тоже нельзя, но они ее ловили. И продавали нам, то есть тем, кто приезжал сюда отдыхать. Попробовать поймать осетра самому было бы просто опасно. Потому что тебя тут же бы отловили эти сами местные браконьеры и, в лучшем случае, просто бы все отобрали, в назидание другим, либо сдали бы рыбнадзору, поскольку незаконныая ловля рыбы осетровых пород явлается уголовно наказуемым деянием. Поэтому на берегу царило негласное разделение труда и иерархия, каждый делал то, что мог: обычные рыбаки ловили обычную рыбу, а местные рыбаки ловили хорошую рыбу, а рыбнадзор пытался ловить браконьеров, а также занимался впариванием разрешений и путевок на ловлю обычной рыбы дорвавшимся до рыболовного рая приезжим.
          В социалистические времена, обычно, черная икра и белая рыба менялась местным на водку и самогон, потому что в августе, в самый рыбный и уборочный сезоны в области объявлялся сухой закон, и спиртное можно было купить в магазинах только в ближайших областных центрах, за 200 км, в Астрахани или Волгограде. С окончанием советской власти и с началом коммерциализации водку стало можно купить везде, были бы деньги. Цены на икру и осетрину возросли. Но все равно, на берегу часты были случаи, когда приехавшие вечерком местные сначала продавали осетра за хорошие деньги, накупали на них водки, уежали куда-нибудь пьянствовать, но потом, поздно ночью или рано утром возвращались за добавкой, и готовы были менять рыбу на новую порцию спиртного на любых условиях: горели трубы. И вот мы, дорогой читатель, наконец-то подошли совсем близко собственно к началу данной истории. То, что было прочитано вами только что, было несколько затянутым предисловием. Началась эта странная история обычным не очень ранним утром, когда я, потягиваясь и зевая, выполз из палатки на свет божий и принялся обводить непросувшимся до конца взглядом линию водного горизонта. В это утро я почему-то не поехал на рыбалку. В последние дни стояла неклевая погода, и смысла рано вставать было мало, к тому же острота первых рыбалок уже прошла, отдыхал я здесь уже неделю и успел привыкнуть к обилию скользких серебистых тушек, попадающих из водной стихии в мою лодку.
          На берегу, полувытащенная на песок, лежала старая покорябанная Казанка, столько раз уже крашенная-перекрашенная и латанная-перелатанная, что даже ее текущий цвет определялся с трудом. Однако мотор на ней был совсем новенький, сороковой «Вихрь», топ-модель по тем временам. С таким агрегатом относительно небольшая лодка должна летать как современный скутер и таскать внутри еще вдобавок пару небритых и похмельных мужиков с папиросками. Последние как раз и сидели на ее борту, ожидая, когда кто-нибудь из отдыхающих не подойдет к ним, и поинтересуется, что же у них такого спрятано в здоровом холщовом картофельном мешке, лежащем на мокром и грязном дне лодки.
          Я подошел поближе и поинтересовался: «ну что там у вас?» «Рыба, хорошая» - пробормотал, смотря куда-то в сторону один из браконьеров. «Двеннадцать кил, три бутылки, и она твоя!» - сказал второй, мельком взглянув на меня, видимо усомнившись в моей возможности (в виду моей молодости) принимать решение в таком ответственном деле, как покупка запрещенного к продаже товара и торговля о его окончательной стоимости. Цена была хороша. Видимо, рыба попалась им только что, а нутро жгло после вчерашней попойки, и оно требовало продолжения банкета. Выпить хотелось как можно быстрее, а надежда на то, что в столь ранний час к ним на смотрины сбежиться полберега, была небольшой. Приподняв мешковину, и увидев мощный торчащий хвост, я прикинул, что вес ее должен быть никак не меньше заявленного. Опасаясь такого же как и я раннего жаворонка, который подойдет, и устроит тут базар, испортив все дело, я сказал, что беру, тем более, что родителей будить не хотелось. Быстренько сбегал наверх, нашел заныканные в палатке бутылки, отсчитал их нужное количество (три) и рысью вернулся назад, вручив им пакет с обменным товаром. Взамен я получил мешок с торчащим оттуда хвостом, и наказ, что за ним пустым они заедут вечером. Хозяева реки шустро оттолкнули лодку в воду, развернули и с полпинка заведя новый мотор, рванули вдаль, отмечать успешное начало трудового дня.
          День, как обычно, обещал быть жарким. С утра (не раннего) по берегу могли начать ходить рыбнадзоры и прочие представители местной власти, чтобы обилетить отдыхающих: снять с них деньги за проживание, порчу природы, вылов речных богатств, на улучшение дорог и санитарного состояния. Поэтому, выбрав нож поострее, топорик и захватив вдобавок ведро воды и пару тазиков я забрался со всем этим хозяйством подальше в кусты чтобы там быстренько провести экзекуцию, то есть вивисекцию, то есть банальное потрошение и расчленение.
          Освободив рыбу от мешка, я наконец смог разглядеть ее как следует. Она была похожа на осетра, но вроде как не осетр. Что-то странное. Может быть, какой-то гибрид? В годы советской власти, , помнится, ученые-рыбоводы пытались вырастить улучшенную высокопродуктивную породу осетровых рыб и скрещивали кого попало с кем не надо. (Так, кстати, все-таки появился на свет один удачный гибрид белуги и стерляди – бестер). А то, что сейчас лежало на траве передо мной и вяло шевелило жаберными крышками, могло быть также результатом околонаучного псевдогенетического эксперимента какого-то рыбводколхоза. Я взял в руки маленький топорик и приготовился отделить тетраэдрическую башку от ребристого, покрытого броней жучек туловища.
          И тут увидел уставившейся на меня неестественно огромный рыбий глаз. Я обратил на него внимание потому, что он неожиданно завращался в своей орбите, задергался, вывернулся неестественно почти назад и вытаращился на меня. Такого не могло быть. Рыба не могла смотреть назад! А эта – могла! Глаз начал выпучиваться, раздуваться как радужный шар. Он жил как бы отдельной жизнью, абсолютно не согласуясь с медленными и снулыми вздохами жабр. Потому что это уже был не просто глаз. Это был гипнотический транслятор альфа-ритма. Радуга судорогой пробегала по его зеркальной поверхности концентрическими окружностями, возникающими в космическо-черной точке зрачка, расползающимеся подобно кругам от брошенного в жидкий металл камня. Я выронил топор и стоял как столб, не в силах отвести свой взор от того, что лежало передо мной, гипнотизируя меня в жутко-сладкой парализующей истоме, от которой мое тело начало подергиваться мелкой судорогой. Я упал рядом с этим непонятным созданием природы, и начал корчиться на песке, уподобясь такой же рыбе, но только что вытащенной из воды. По ее телу пробежала аналогичная судорога, жабры начали шевелиться с усиленной энергией, которую это существо высасывало посредством гипнотического резонанса прямо из моих глаз в свои. Наконец, достигнув максимальной амплитуды, и, видимо получив то, что ей было надо, рыба задергалась и начала извиваясь, как змея или угорь и ползти к воде, до которой, впрочем, было не так уж очень далеко.
          Очнулся я наверное где-то через час. По берегу уже вовсю ходил народ и производил обычный утренний шум. Тарахтели рассекающие водную гладь возвращающиеся с рыбаками после утренней зорьки моторки. Рыба исчезла. Я потер глаза. Они болели и щипали, как будто в них кто-то насыпал песку. Голова трещала, как с жуткого похмелья и закружилась, когда я попробовал встать. Я понял, что никак не смогу объяснить никому про то, что произошло этим утром. Я по-быстренькому, превозмогая цветные круги перед глазами и пошатывание, собрал все потрошильные причиндалы, по-тихому отнес их на место, осторожно окунулся в холодную утреннюю воду и поплелся к завтраку.
          С тех пор я больше не брался за свежевание и чистку рыбы. Да и когда я ловил ее потом спиннингом, я старался, снимая ее с блесны, не смотреть на ее морду, на ее глаза, да и вообще не разглядывать, что я там поймал. Потрошить и чистить рыбу я отказался наотрез. При подаче жаренной или вареной рыбы я до сих пор прошу убирать с тарелок или сковородок головы, которые смотрят на меня укоризненными мертвенно-белыми глазами, жалея о том, что уже не могут провернуть со мной тот хитрый прием, который однажды удался странному представителю рыбьего племени. Так что лучше всего есть просто филе. Обычное, разделанное и безопасно-обсыпанное сухарной крошкой филе. Никакого риска. Зачем мне еще приключений? Не хватает еще упасть в обморок от созерцания рыбьих глаз прелюдно в общественном месте. Поэтому и на Волгу я тоже вскоре совсем перестал ездить, забросил удочки и занялся сочинительством рассказов. Так жить спокойнее.

18 ноября 2001г.