Спасибо Тилю Линдеману за идею рассказа.

          Как-то отдыхал я на небольшом альпийском горном курорте, в одной забытой богом деревушке. Зимой тут обычно полным-полно катающихся на лыжах туристов, понимающих толк в таких вот укромных уголках, а в межсезонье, то есть летом, делать тут было особо нечего, только разве что гулять по красивейшим горным лугам, лесам или просто расслабляться и дышать свежим воздухом. Я давно завел привычку приежать сюда, и оставаться наедине с природой, отдыхать, загорать, если конечно было достаточно тепло и солнечно. Больше всего я любил просто бродить по окресностям, думая о вечном, обдумывая сюжеты будущих рассказов. Приежал я сюда только совсем один, беря с собой ноутбук, чтобы вечерами после прогулок заносить туда идеи новых сюжетов, а то и целые главы. Никто меня тут не беспокоил и не отвлекал. Я не смотрел телевизор, не слушал радио и старался ни с кем особо не общаться. Я уже много лет подряд навещал этот небольшой уютный семейный пансиончик и хозяин, зная о моих привычках, не мешал мне предаваться созерцаниям и раздумиям. Вечерами я ложился относительно рано, спал, убаюканный шумом недалеко стоящих горных елей и изумительно свежим, и в то же время особенно душистым горным воздухом. Так же, частенько я любил отсыпаться днем после обеда. Зато потом, возвращаясь к работе, я имел огромный заряд бодрости в полностью отдохнувшем теле и душе.
          Как то раз однажды, я решил изменить обычный маршрут своих походов. Решил перевалить через один дальний перевал и посмотреть, что там есть интересного за горами. Я вышел ранним утром, когда ночная роса еще не успела обсохнуть с нежнейших лепестков великолепных местных желтых цветов (к сожалению, я так и не узнал их названия). Путь мой лежал через еловый лес, по малозаметным, но все-же используемым местными жителями тропинкам. По дороге я думал о своем ближайшем будущем, так как планировал вскоре сменить место работы, потому что старое место мне порядком надоело, работа стала неинтересной, финансирование заметно уменьшилось, зарплата не росла, а нагрузка была все больше и больше. Так, думая о текущих вопросах насущного бытия, я незаметно прошел гребень перевала и начал легко спускаться вниз по каменистой дорожке. Впереди блеснула вода. Пройдя еще немного вперед, я вышел на берег крохотного озера, зажатого в тисках горных хребтов. Со всех сторон ее окружали вековые ели, а вода в нем, как и полагается, была неописуемого изумрудного оттенка, который бывает только у горных озер, идеально прозрачная и нестерпимо холодная из-за бьющих на его глубоком дне холодных ключей. Я присел на крутой бережок, отдохнуть с дороги и расслабить натруженные походом ноги. Потом прилег на траву, загляделся в покрытое мелкими барашками-облачками небо и незаметно заснул.
          Проснулся я уже после полудня. Над головой шумела листва, потревоженная прилетевшим откуда-то из-за гор ветерком. Вода в озере покрылась рябью, она больше не отражала ни высоких сосен, стоящих кругом, как бы на страже этого маленького природного чуда, ни облачков-барашков в удивительно чистом синем небе, ни меня, стоящего на обрыве. Оно напоминало раздробленную калейдоскопическую мозаику. Целостная картина окружающего пейзажа была расколота на маленькие живые шевелящиеся кусочки, которые покачивались на мелких волнах шалуна-ветерка. Внезапно я почувствовал, что здесь, на этом озере я не один. Чуть ниже обрыва, на котором стоял я, показалась маленькая сгорбленная фигурка. Это был совсем древний дед, наверное тоже пришедший сюда, чтобы передохнуть на берегу этого чудного места. Я сначала хотел окликнуть его, поздороваться, но потом решил, что возможно, он так же как и я не хочет ни с кем общаться, а пришел сюда просто ради единения с природой.
          Возможно, это было и так. Но, однако, старика привело сюда еще и одно дело. В руке он нес что-то вроде недлинной палки, которую я принял сперва за альпеншток. Потом я понял, что ошибся. Он развернул эту палку, и она оказалась большим веером, который выглядел совсем неуместным здесь, в альпийском лесу. Старик наклонился к воде, и начал этим своим веером разглаживать морщинистую ветренную воду. И как по волшебству, вода стала успокаиваться, утихать, и вот уже через несколько минут передо мной красовалась идеально зеркальная сине-зеленая гладь, в которой опять возникло правильное отражение меня, его и леса. Я засмотрелся на это свое новое отражение, которое появилось чудесным образом в ветренный день. Оно действительно было новым. То есть, отличалось от того, что было до полудня. Мне показалось, что отраженная фигура не была мной. Да, она была похожа на меня, но, казалась, что отражение было заметно старше, мудрее и опытнее. Я в наваждении помотал головой, и отражение помахало тоже, но как-то по другому: дружелюбно и приветливо. И тут я понял, что это тоже я, но пришедший сюда из будущего, возможно, из моих последующих альпийских каникул, чтобы объяснить мне что-то, рассказать и показать. Технический склад моего характера попытался бороться с этим призраком. Моя рука, медленно и неловко, как чужая, опустилась к земле, подобрала камень и бросила его в воду.
          От брошенного камня по воде, как и полагается, пошли круги. Отражение исчезло. Наваждение тоже. Передо мной, как и раньше, была разбитая трещинами волн картинка реального настоящего. Старик внизу у воды оглянулся, посмотрел на меня печально и опять взялся за свой веер. Теперь укротить водную стихию ему удалось не так легко. Он долго и сосредоточенно водил веером по водной поверхности, заглаживая и разглаживая все ее волновые неровности. Справивишись наконец с этим делом, он присел на белый прибрежный песок и дрожащими руками достал и закурил трубку. Видно было, что дается ему это нелегко, и он устал даже от такой, как мне показалось, нетрудной процедуры. Наверное, только вода и он сам знали, для чего ему нужен этот веер.
          Я спустился вниз, извинился за свое вторжение в его мир, и поинтересовался, зачем ему это все: поход в горы, разглаживание воды. Тогда он рассказал мне, что только в разглаженной этим веером воде видно будущее. Каждый день он приходит сюда и ждет послеполуденного ветра. Потом он успокаивает воду, смотрит в нее и думает. Он думает о будущем, о том, что будет с нашим миром дальше, что будет с ним, с его домом, с горами, лесами и этим маленьким озером. Иногда присмиревшая вода озера рассказывает ему сказки, и тогда он видит, сколько сказок ему осталось до избавления. Потому что только в гладкой воде видно отражение настоящего, которое может преломиться в отражение далекого будущего.
          Рассказав мне все это, он мучительно закашлялся. «Я видел свое будущее» - сказал он. «Я рассказал тебе сегодня свою последнюю сказку. Я совсем стар, и уже больше не смогу приходить сюда, разглаживать воду и смотреть сказки. Но я не хочу, чтобы этот веер пропал, и больше никогда и никто не смог узнать про то, что с ним будет впереди». Затем он натужно захрипел и начал хватать широко открытым ртом воздух, как бы пытаясь надышаться им в последний момент. Согнутыми крючковатыми старческими пальцами он судорожно начал скрести свою грудь, наверное пытаясь помочь сердцу биться, дать ему воздух и свет. Потом его рука последний раз дернулась в судороге смерти и застыла.
          Я закрыл ему выцвевшие глаза и попытался вытащить веер из сведенных пальцев. Мне это удалось с очень большим трудом. Но я смог это сделать. И вот теперь я также, как и он, прихожу каждый день на берег маленького, затерянного в горах озера, разглаживаю его послеполуденные волны и проклинаю этого старика, который мог меня спасти, сохранить мое будущее, не рассказывая мне ничего и выбросив веер в глубокие воды. Но я разворачиваю веер, и теперь, с близкого расстояния могу прочесть, все, что нем написано: «Вода должна быть твоим зеркалом, и только тогда, когда она будет идеально гладкой, ты сможешь увидеть, сколько сказок тебе осталось в этой жизни, и ты всю оставшуюся жизнь будешь проклинать судьбу за это знание».

14 февраяля 2002г.